Кстати: бал (с курсистками) будет у Марьи Павловны не в понедельник, а во вторник, о чем сообщи Макару. Ты же забеги и в понедельник чайку попить. Притащи и Макара. Это не в счет абонемента.
А. Чехов.
Пишу рассказ.
66. Д. Т. САВЕЛЬЕВУ
Январь (?) 1884 г. Москва.
Душа моя, милый мальчик!
Дело в том, что хоть в петлю полезай… Рыскал вчера целый вечер и, акроме 5 руб. да пьянственного состояния ни <…> не добыл. Иду сейчас рыскать. Авось! Ты меня извини… но чёрт меня дернул не жениться еще до сих пор на богатой купчихе!
Твой Чехов.
67. Д. Т. САВЕЛЬЕВУ
Конец января — февраль, до 5, 1884 г. Москва.
Голубчик, Дмитрий Тимофеевич!
Посылаю тебе 15 руб. Извини, что не мог больше достать. Отдай их иереям и дьяконам, насчет же гробовщика потолкуем сегодня за обедом. Как-нибудь устроим дело.
Обязательно приходи обедать. Тащи обедать и Макара. Наварю для Вас солонины с хреном. Чем раньше придете оба, тем приятнее будет моей семье
и А. Чехову.
На конверте:
Е<го> в<ысоко>б<лагородию>
Дмитрию Тимофеевичу Савельеву
(благоприятный ответ).
68. Н. А. ЛЕЙКИНУ
5 или 6 февраля 1884 г. Москва.
Уважаемый Николай Александрович!
Посылаю Вам рассказец. Больше прислать не могу, ибо беден досугом. К следующему нумеру вышлю рассказ. Есть 2 темы наготове. Не сердитесь, ради бога, за то, что не работаю у Вас так, как сумел бы работать, если бы было у меня свободное время. Замучила меня медицина. Чувствую, что работаю как будто спустя рукава и сквозь пальцы, чувствую, ибо это на самом-таки деле и есть, но заслуживаю снисхождения.
Последний нумер веселенький. «Дневник приключений», «У доктора» и Ваши письма читаются каждым приходящим ко мне (а приходит ко мне ежедневно человек 8-10) и возбуждают смех — именно то самое, что нужно для юморист<ического> журнала. Мой «Молодой человек» вызывает удивление своею нецензурностью… Удивляются наши цензурные москвичи! Да и трудно не удивляться: у нас вычеркивается «кокарда», «генерал от медицины»… Ваши письма в предпоследнем нумере — очень хорошенькая вещь. Вообще замечу, Вам чрезвычайно удаются рассказы, в которых Вы не поскупитесь на драматический элемент.
Последний нумер хорош и тем, что в нем нет рассуждений и мало фельетонов. Нет по крайней мере фельетона Черниговца.
Чего ради Вы выпустили из моего фельетона куплетец о «велосипедистах»? Ведь у нас есть такое общество… Если Вы выпустили в видах экономии места, то втисните его в будущий фельетон, так как я ужасно беден фельетонным материалом. Счастливчик И. Грэк! Ему можно пройтись насчет Островского и других «общих» явлений, а мне беда! — подавай непременно факты, и московские факты!
Если Вы оставили «Чад жизни» к следующему нумеру, то бросьте его. Пародия не удалась, да и раздумал я. Б. Маркевич обыкновенно плачет, когда читает неприятные для своей особы вещи, плачет и жалуется… Придется поссориться с некоторыми его почитателями и друзьями, как ни скрывайся за псевдонимом. А стоит ли из-за этакого пустяка заводить канитель? Вместо пародии я дам фельетонный куплетец — это короче.
Пальмина давно не видел. Не слишком ли Вы жестоки к «Волне» и не слишком ли много говорите Вы об этом грошовом журнальчике? Л<иодор> И<ванович> забыл, вероятно, что Кланга ругали мы в «Осколках» во все корки (я два раза ругал), не щадя живота его. Отчего бы не позволить ему хоть разик, хоть сдуру лягнуть «Осколки»? Л<иодор> И<ванович> поступил по-рыцарски, отказавшись работать в «Волне»; но не по-рыцарски поступил он, напечатав в «Моск<овском> листке» письмо, в котором отказывается от сотрудничества в «Волне», не объясняя мотивов. Публика чёрт знает что может подумать.
А. Чехов.
69. Н. А. ЛЕЙКИНУ
12 или 13 февраля 1884 г. Москва.
Уважаемый Николай Александрович!
Прилагая при сем фельетон, рассказ и мелочишку…не знаю, что писать после деепричастия, не подберу никак главного предложения, хоть и литератор. Сейчас только что поужинал, сел писать, разогнался и — стоп машина! А начинать снова письмо не хочется.
Во-первых, посылаю Вам московскую литературу в лице сочинений Алексея Журавлева. Украл в типографии для Вас. Они напоминают те стихи, которые Вы читали мне и брату в Лоскутной гостинице, — маленькая, длинная в поперечнике книжка, сочиненная по поводу, кажется, коронации.
Потом, нельзя ли мой фельетон пускать без подписи? Теперь уж все знают, что я Рувер. Пушкарев совсем разобиделся, Мясницкий обидится… Все знакомы — хоть перо бросай! Пускайте без подписи, а я буду говорить, что я уже бросил фельетоны писать. Если же без подписи нельзя, то подпишите какую-нибудь букву (И. В., например). Если же перемена псевдонимов почему-либо отрицается Вами, то оставьте этот пункт без последствий.
Про Мясницкого не вычеркивайте. Его пьеса в Москве составляет вопрос дня. Про любителей тоже — они составляют половину Москвы, и все прочтут.
Написал я рассказ. Написал уже давно, но послать Вам не решаюсь. Уж больно велик для «Осколков». 300–350 строк. Рассказ вышел удачный, юмористический и сатирический. Действующие лица: мировой съезд, врачи… Клубничен отчасти, но не резко. Не посылаю Вам, боясь огорчить Вас длиною. Так как он мне удался, то я его никому не отдам из московских. Спрячу в чемодан. Паче чаяния, ежели понадобится Вам большой рассказ, если будет безматериалье или другая какая казнь египетская, то черкните строчку: я перепишу его начисто и пришлю.